Сергей медленно шагал по пыльной дороге, ведущей к старому дому. В руках он сжимал бутылку водки – традиционный дар для отца, которого не видел пять лет. В памяти всплывали образы детства: Батя с засученными рукавами, чинящий «Жигули» во дворе, его грубые, но точные наставления о жизни. Он был продуктом своей эпохи – суровый, работящий мужчина, воспринимавший нежность как роскошь, которую нельзя было позволить себе в лихие девяностые. Его воспитание было прямым, как удар кулаком, лишенным сантиментов, но наполненным железной логикой выживания.
Дверь открылась, и перед Сергеем предстал тот же крепкий, седеющий мужчина с пронзительным взглядом. «Заходи, чего встал», – буркнул Батя, но в уголках его глаз Сергей уловил ту самую, тщательно скрываемую теплоту. За простым деревянным столом, под аккомпанемент звона рюмок, пошел разговор не о чувствах, а о делах: о работе, о машине, о том, что починить на даче. И в этой суровой, мужской беседе, в этом молчаливом одобрении взрослого сына, Сергей наконец-то понял весь невысказанный язык отцовской любви, ту самую, советскую, которую не произносят вслух, но которую доказывают делом каждый день.
